— Японцы предложили начать поставки полевой артиллерии, легкой и горной, до ста орудий, а также тяжелые пушки и гаубицы, — Сычев несколько бесцеремонно перебил министра экономики. — Кроме того, может быть поставлена броневая сталь для блиндирования поездов и увеличено число японских инженеров и техников на наших железных дорогах.
— Константин Иванович, позвольте, — чьи-то руки взяли девочку из рук, и Ермаков облегченно вздохнул. Хоть и невелика ноша, но за долгую дорогу руки оттянула.
Вывод русские сделали сразу — «Центропуп» держится только на чешских штыках, а потому нестойкие душой переметнулись к победителям, а непримиримые еще больше затаились, они потеряли главное — мужество. И было отчего — по городку сновали эсеровские контрразведчики, полсотни солдат и офицеров разоружили, как ненадежных, и силою разогнали по баракам.
Ермаков уселся на маленькое сиденье, заглянул в панораму наводчика, покрутил колесики горизонтальной и вертикальной наводки. Худо дело — сектор обстрела узкий, да оно и понятно — такой способ установки хуже тумбового, и тем более не сравним с башенным. Но ничего не поделаешь — конструкцию броневагона не исправишь за пару дней.
Человеку, обремененному привитым сознательно нехитрым советским максималистским мышлением, гораздо легче понять, что существует двухполярный мир, всего две природы вещей: хорошая и плохая. Фашисты-мерзавцы и солдаты-освободители, троцкисты и иже с ними, враги народа, и бдительные честные граждане, американские империалисты и свободный советский трудовой народ, и соответственно белые и красные.
— Расстрел на месте, без суда и следствия в военное время. А в последнем случае виселица, — моряк обменялся с Константином крепким рукопожатием и с интересом посмотрел на поникшего Скипетрова.