Ермаков отпил теплого остывшего чая — в глотке пересохло. На адмирала Смирнова было больно смотреть, моряк осунулся, меланхолически гремел ложкой в стакане с чаем, но не пил. «Будь что будет, но я ему все выложу», — решил Ермаков и продолжил свой монолог.
«Вот трупов ты и нагромоздил, товарищ Ермаков, а завтра счет на сотни пойти может, если не на тысячи. А они могли бы жить и жить, детей плодить… Да к чьей-то матери эти интеллигентские сопли и слюни! Да, много погибнут, но много и в живых останется, а если ДВР появится, причем не советская, то есть возможность многое изменить, и не тысячи, а сотни тысяч живыми останутся, от красного террора и голода не умрут. Делай что можешь, будет то, что будет, в сторону все эти переживания!» — Ермаков тряхнул головой, изгоняя ненужные мысли…
— А почему вы не замените генерала Розанова на генерала Келлера, Ефим Георгиевич, — неожиданно сменил тему Серебренников. — Ведь граф, насколько я знаю, пользуется популярностью в войсках, и как мне сообщили, бедствует во Владивостоке.
«Наследство Арчегова, не иначе! — он, конечно, был приятно удивлен таким подарком от ротмистра, но сделал еще одну зарубку. — Нужно будет в свободное время (эх, где бы его еще взять!) покопаться в мозгах на предмет таких вот отголосков прошлого! Может, еще что осталось на уровне безусловных рефлексов?»
Да ладно бы просто сидели, болтали бы, языки чесали! Так нет, плетут, плетут уже полгода заговор, мятеж готовят. Создали Народно-Революционную Армию, возглавляемую штабс-капитаном Калашниковым. Воинство, достойное самого Политцентра. Собрали весь балласт, болтающийся в тылу: интендантская и штабная сволочь, держащая нос по ветру, офицеры колчаковской выпечки, которые из прапорщиков да в штабсы.
Из родной Сибири разум переносил его в другую часть России. Ермаков сутками напролет чертил схемы Перекопских укреплений, столь необходимых для спасения Крыма, но так и не возведенных в реальной истории.