Лейтенант правильно понял взгляд адмирала и тут же ушел в купе с канцелярией. А Колчак повернулся к телеграфисту, который был готов напечатать ответ.
Такое ощущение у него постоянно возникало, еще со времен учебы в колледже, как раз перед получением неприятностей — или экзамен завалит, или изобьют. И на французском фронте такое тоже раз было. И как проклятье какое-то — через час пулю в ногу получил.
А к ним прицепом пошли двое работяг, что призывали мастеровых к забастовке. Не сработала агитация — и войск на станции много, и серебром сегодня с утра заплатили, да сукна дали, и продовольствие по лавкам доставлять стали. Выдали агитаторов свои же, нашлись здравомыслящие люди. Расстрелять, конечно, их можно было, да и нужно — крепкую власть если не любят, то уважают и боятся. А куда ж без страха-то, после революционного разгула — Политцентр поощрить прикажите? Чтоб дальше наглели и все военные переброски сорвали?
— Что вы собираетесь предпринять, господин ротмистр?
Странно, но Ермаков был удивлен, что не стали теребить с вопросами об источнике его информированности. Видно, что напряжение этих последних дней, связанное с катастрофой белой армии и предательскими действиями союзников, уже овладело умами многих и затронуло офицеров бронедивизиона.