— И что вы им ответили, Иван Иннокентьевич?
— Так, — медленно протянул Колчак, — и что вы ответили?
— Дурость, — прокомментировал злым голосом Колчак. — Для большевиков такая декларация послужит, извините меня, туалетной бумагой.
Хорошо устроились «танкисты», как мысленно он их называл — теплый закуток есть, свет от керосиновой лампы, а еще можно согреться чаем с сахаром, перекусить хлебом, салом и сухарями. А то и поспать сотню минуток — топчанов-то два, по бортам расположены.
— Наш атаман Григорий Михайлович Семенов и стоит за всем этим делом, думать про иное просто глупо. — Оглоблин сделал упор на слове «наш». И Сычев сразу отметил это — точка соприкосновения была найдена, и можно было начинать серьезный разговор.
— Здорово ночевали, станичники, — Сычев сдернул папаху и перекрестился, переборов внутри себя недовольный позыв, вякнувший, что не генеральское это дело так приветствовать, а тем более бывшего недруга. Но вот именно такое исконно казачье обращение сразу ошеломило невысокого седоватого генерала и коренастого плотного есаула с черными усами, которые уже начали приподниматься со стульев.