Искорка мысли, промелькнувшая в одурманенном мозгу, тотчас разгорелась. Но не в предположение, а в четкое убеждение того, что раз он выжил, то ему был дарован еще один шанс. Какое там самоубийство — жить, он должен жить! Жить не только за себя, жить за тех, кто не вернулся с войны. Прожить не только свою жизнь, прожить и их жизнь за них.
— Я зачем заходил-то, — Сергей почесал колючий подбородок. — Ленка тут к Новому году мне продуктов подбросила, коробку окорочков, тушенки, там еще консервов разных…
Договорить Ермаков не успел — в дверь сильно стукнули кулаком, и, не дождавшись разрешения, в купе влетел давешний связист.
Полковник откинулся на спинку дивана, требовательно посмотрел на Колчака холодными и безжалостными глазами убийцы. Александр Васильевич молчал, только закурил очередную папиросу.
По знаку ротмистра солдат высыпал ее содержимое на стол — со звоном рассыпался презренный желтый металл, что души людские соблазняет. Чего там только не было — монеты разных стран, обручальные кольца, серьги и перстни с бриллиантами, цепочки и прочая всячина. Явно не купленное и даже не краденное, а, скорее всего, отобранное у беспомощных или убитых жертв.
— Как английская королева, для представительства и преемственности. Ибо здесь он не нужен, самим бы управиться. Или ты думаешь, что у этого полярного исследователя, который последние месяцы подсел на кокаин, блестящий государственный ум?