— К поручику Насонову его! Вытрясти все из этой сволочи, в мерах не ограничиваю! — десантники тут же подхватили воющего Сипайлова под руки и выволокли из салона.
— Не нравится мне все это, лейтенант, — капитан Смит был хмур, под ложечкой неприятно сосало.
— Сказал, что, если хоть один снаряд попадет в Глазково, он снесет половину Иркутска артиллерией наших бронепоездов!
— Так идите, их угомоните да в нормальную роту сбейте. У вас костяк свой есть. И фланг мне держите…
В метрах трех громыхнуло железо — и вагон осветился тусклым светом. Вот оно в чем дело — внутри броневой каземат имел противоосколочную перегородку, и в носовом отсеке солдаты сидели с комфортом, при свете и тепле.
Самурай… Костю коробило каждый раз, когда кто-то вспоминал о его «японском», как он сам его про себя называл, прошлом. Это было самым счастливым периодом в его жизни, за исключением, пожалуй, рождения сына. Поэтому он терпеть не мог, когда кто-то с грязными сапогами лез в его душу.