Вернулись в пять. Стали звать меня на ковёр. На маты, то есть. Не пошёл, мне, мол, перед турниром следует беречь голову.
— В Подгорном, знаю место, цветы прямо из сада. При тебе и срежут.
— На то, что не могут дать тебе тряпочек побольше, машину, и вообще. Погоди, погоди, знаю, что ты скажешь. Что не в тряпочках счастье. Оно и правда так, только человек-то нелогичен. Хомо сапиенс — это самолесть. Какое там сапиенс! Им обидно, что нет у тебя того, что есть у меня с Ольгой, они встают в гордую позу и хотят, чтобы в эту позу встала и ты. А только в позу вставать не нужно, Ольга правильно сказала — на обиженных воду возят.
Сейчас семь часов. А по моему внутреннему чернозЁмскому хронометру и вовсе четыре. Вернуться в гостиницу и играть в блиц? Да со мной не станут, разве что меднолобые, на щелбаны. В преферанс? Не умею и не хочу. Смотреть телевизор, про американских безработных? Мне их жалко, но тоже не хочу. Записаться в библиотеку и читать того же Достоевского. Или Сергея Залыгина? Сегодня поздно. Может, завтра? Кино? Всё, что хотелось посмотреть, мы с Лисой и Пантерой посмотрели в Черноземске. Эх, были бы рядом Лиса и Пантера…
— Надя, мы тут с Ольгой поработаем наверху, — сказал я. Бочарова не возражала, «Зингер» у нас один, а мастериц две. Нужно будет подольскую новинку прикупить, что ли. Но потом. Когда разберемся с пьесой.
— Мне кажется, что ты знаешь всё, и даже больше, — сказала Надя.