И в электричке было холодно и неуютно. Или это я разнежился, обуржуазился и переродился? К хорошему привыкаешь, а надо бы привыкать к плохому. Но не хочется. Хочется верить, что будущее окажется не хуже настоящего. Пожалуйста!
— У людей спрашивать будешь. Народ отзывчив. Как посмотришь на руку, так и вспомнишь, что должен десятку. А то ведь забудешь, знаю я тебя. Знаю-знаю, не сомневайся.
Я прошёл по улице Кирова, свернул на Шестую Станционную улицу (да-да, шестую!) — и вот он, Дворец Железнодорожников.
Про Москву и Галю (так Галина Леонидовна велела её называть в нашу первую и единственную встречу два года назад) я говорить не стал. Ещё подумает, что знакомствами козыряю. У Ольги таких знакомств, может, три чемодана, да мне-то что?
— Зачем это вам? — снисходительность исчезла, словно и не было.
Я не просто так шлепал, а вдумчиво. Около полуночи услышал шум. Приехал Андрей Николаевич, Ольгин отец. Его «Волгу» я определяю по слуху, как и папенькину, и с полдюжины других.