Денег не дам, твердо решил я, но в кабинет провёл.
Та спокойно достала из буфета вторую тарелку.
— Сто лет назад сидели вот так же при свете лучины в какой-нибудь деревенской избе, сидели, песни пели, на балалайке играли, и ничего, обходились без электричества, — мечтательно протянула Гурьева.
— Без квадратных метров туда вообще никто никогда не поедет, — вставил особое мнение простой человек Женя. — Я уж точно.
— Ура! — вразнобой закричали мы, потрясая портретами. И я со всеми и кричал, и тряс. Вполсилы: доверенный мне портрет товарища Капитонова Ивана Васильевича держался на реечке едва-едва, да и сама реечка была донельзя хлипкой. Это так положено. Чтобы не было соблазнов использовать портреты и транспаранты в качестве оружия. А то мало ли кому что придёт в голову, начнут лупить людей вдоль и поперек — если бы то были палки. А реечка сразу обломается, да и не больно реечкой. Ну, если в глаз не попадут.
В Москву мы ехали по делам. Мне со Стельбовой нужно было обговорить детали постановки «Малой Земли», Стельбовой — быть принятой в Союз Писателей, Стельбовой и Бочаровой — проконсультироваться в ЦИТО по поводу перенесенной Ольгой перелома. Бочарова здесь была и сопровождающей, и в некотором роде медработником. Она хоть и первокурсница, но из семьи врачей в четвертом поколении.