— Итак, — сказал я, приняв позу Шерлока Холмса, — ты дома сказала, что едешь в Москву. В Большой Театр. На премьеру оперы, которую написали мы с Ольгой.
И художники кинулись к наследнику. То есть ко мне. Так и так, братец, выручай, нужна картина Ивана Петровича, на военную тему. А я — извольте, братцы! Есть одна. Последняя работа дедушки, вершина творчества, венец. Только смотрите, не повредите полотно. Не сомневайся, отвечают, разве мы без понятия, доставим со всем бережением, родное дитё такой заботы не знает. Слова другие, но смысл тот же. И то: все знали, что выставка в ведении Марцинкевича, и все (из принимающих решение) знали, что Марцинкевич — муж Соколовой-Бельской, невестки народного художника Чижика. Так что да, будут вести с бережением. Надеюсь, что ситуация с семью няньками не случится.
Ольга готова была поддаться, но я пресёк. Сказал, что если он не может, то, значит, так тому и быть, мы опять всё сделаем сами, а не получится — это и будет бесценным опытом. Но получится. Я так думаю.
Я протянул свой паспорт. Ресепшионистка раскрыла, скривилась, вернула назад.
Чуден Днепр при ясной погоде, а мы втроем втройне чудней.
— Глупый термин глупых людей. Все люди сами с собой ведут диалоги. Иначе и не бывает.