— Нет, Андрюха, и не проси. Боюсь я их. Мертвецов. Придут вслед за своими черепами… — я завернул черепа в газеты, уложил в авоську, отдал авоську Андрюхе и вежливо проводил до калитки.
— Торт не убежит, — сказал Андрей Николаевич. — Ты мне вот что скажи, Миша.
— Порядок, порядок, но Владяне нужна своя машина. Неудобно с одной на двоих.
И сейчас тоже промолчал. Не потому, что видел в бароне стукача, нет. Просто не нужны барону неприятности, да и мне тоже. А что, кроме неприятностей, могут принести подобные разговоры? С трибуны нас призывают по-ленински бороться. Ага, только наган заряжу, да штаны подтяну.
Я выбросил перчатки в мусорное ведро. Тридцать копеек не расход, а, глядя на них, я всегда буду вспоминать черепа с разрушенной затылочной костью, os occipitii. Боюсь, что и новые перчатки тоже заставят вспомнить, но уж потерплю.
Ведь потом не простят себе позора. И мне не простят. Но то потом, а сейчас, разгоряченные праздником, вином, вниманием и общей певческой атмосферой, они захотели показать, что тоже не лыком шиты.