На тридцать восьмом ходу соперник признал очевидное и сдался.
Стал читать книгу. Ботвинник пишет не о шахматах, а о том, что будут скоро шахматные машины, электронно-вычислительные. Небольшие, с комнату. Или большие, с дом. Или огромные, с целый квартал. Они будут думать, как человек. И играть, как человек. Даже как мастер. И не только играть, а сочинять стихи или музыку, решать этические проблемы и, может быть, помогать в управлении государством. Но это потом. А сейчас Ботвинник создает машину попроще, только шахматную.
Гусь, хорошо завернутый в фольгу, походил на большую ёлочную игрушку. Мы уложили его в термоящик, вместе с обжигающе горячими грелками — чтобы не остыл. И стали переодеваться в праздничное. Ну, как переодеваться — девушки просто сняли кухонные халаты и фартуки, что им дала Вера Борисовна: готовка гуся дело непростое.
Тяжелая техника замолкла. Рабочий полдень, адмиральский час.
Электричество? Ну, откуда в поле электричество? У армии дизель был, но кто оставит студентам дизель, у студентов, поди, и дизелистов-то нет.
— Умею, — поправил я. — Ничего удивительного, когда родители — артисты музыкального театра. Был бы сыном полка — умел бы портянки наматывать.