– Шильди! А что, вас в Хэрроу называли Ротти? – с невинной улыбкой ответил я.
– Я не прощаюсь, Кольцов – процедил мне комиссар.
– Вы понимаете, господа, что речь идет о монопольной торговле бриллиантами? Я боюсь, моего влияния может не хватить.
– Зовите меня Василий Алибабаевич. А это – Николай Егорович. Я, если честно, раздражен вашей наглостью. В десятке метров от МИД, фи. Мы пойдем. Прощайте. И не ищите нас. А то я буду вынужден принять меры.
– Что-то мы с тобой Иван все о грустном. Может выпьем?
Вернулся в комнату. Мысленно встряхнулся. Еще раз оглядел свое жилище. Слева, в ногах кровати, сундук, в котором лежит барахло, что может пригодиться. Кровать. Рядом стул, на котором аккуратно сложены брюки. На спинке рубашка и пиджак. На брюках лежат наручные часы и галстук. Окно. Если сейчас февраль, то мне повезло с погодой. Градусов семнадцать. С одними ставнями здесь наверное дубак. Память подсказала, что у Ивана вяло текущая война с консьержем за право установить печурку в комнате. Справа от окна тумбочка. Стол, скорее столик. Умывальник. На двери крючки. На них висит шляпа, и пальто. Не густо. На часах восемь утра.