– Чудом, – сообщил ей я, вставая, и получил очередной толчок в спину от Изольды.
– Думаю, за дело ты его не любишь, – помолчав, произнес клад. – Но я-то тебе зла не делал? За что меня казнишь? И без того срам принял, не сберег себя для того, кому заповедан, так еще и на погибель лютую обрекаешь. Когда меня по частям растащат, это ж такая мука! Все одно, что для человека рук-ног лишиться.
– И сразу тебе совет – сделай то же самое с номером Изольды, – произнесла Воронецкая. – Это в твоих интересах. Сейчас тебе кажется, что ты все понял и второй раз на тот же трюк не купишься. Поверь, если она поманит тебя как следует, то ты к ней прибежишь как миленький. А еще лучше – поговори с Марфой при первом же удобном случае, это куда надежнее.
Хотя нет. Еще за них никто мстить не станет, потому что они никому не нужны. А вот батя, узнав о том, что меня больше нет, пожалуй что и устроил бы свое личное расследование с последующими судом и казнью. Денег потратил бы вагон, но этих гавриков отыскал, благо наследили они все же крепко. И дело тут не в великой любви ко мне, а в том, что никто не смеет посягать на собственность Анатолия Швецова, будь то его бизнес, дом, дерево или сын. А если посмел, будь готов к тому, что за это ответишь. Такой у него жизненный принцип, он весь в этом. И вообще, Флавий Вегеций все верно говорил: тот, кто хочет мира, должен быть готов к войне.
– В смысле? – совсем уж перестал понимать ее я.
– Слушай, Марфа же очень умная тетка, – уточнил я. – Ей это зачем? Ну, положим, стал я овощем, безропотно отыскал ей десяток кладов. И что потом? Тот же Шлюндт ей глаз через ухо вытащит, если поймет, что к чему.