На Руси, понятно, он тоже будет выглядеть чужим. Но… хотя бы не настолько. Просто «ушибленным» слегка. Да и адаптируется быстрее. Оставалось понять только кем именно он тут очнулся. И скрестить пальцы за то, чтобы не оказаться крепостным там или холопом. Или, упаси Боже, холопкой. Профессор вроде бы говорил о том, что он попадет в тело предка-мужчины, но вдруг у этого «ученого лба» что-то пошло не так?
– То наши с отцом Афанасием дела. Но да – могу. Так чего ломаться? Зачем порочить честное имя? Но тут ведь не долг. Тут татьба. Он, алчная его душонка, пытается вытрясти с меня все, пользуясь тем, что заступиться за меня некому. И вот увидишь – не угомонится. Это только начало…
Петр припал на раненую ногу и, взревев, рубанул в горизонтальной плоскости что было силы.
– Умирать так с песнями… – тихо, сам себе под нос прошептал он. И уселся поудобнее – ждать удобного момента для побега, который, по его мнению, мог наступить ночью. Или, если сторож отлучится по нужде…
Нехитрая затея оказалась очень богатой. Люди, не защищенные броней, достаточно тяжело переносили попадание окатышей. Даже если они залетали в грудную клетку или живот. Особенно живот. Не фатально, не смертельно и даже не критически. Однако этого было достаточно, чтобы Андрейка ловил момент и контратаковал их. Но главное – они не давали разбойникам навалиться всем вместе.
– Как жизнь молодая? – спросил Андрейка, подойдя к Петру Рябому, что подвизался на паперти у храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Туле. Это был тот самый человек, о котором говаривал дядька Кондрат и отец Афанасий тогда, осенью.