– Мадмуазель прошу к столу. И не забудь бокалы.
– Я вот тут письмо приготовил. Прочтите, пожалуйста, – Тишков достал папку из портфеля и вынул драгоценную бумагу.
– Пётр Миронович, ну нельзя же так. У меня сердце слабое. Привезёте в Переделкино хладный труп.
Пришлось вставать. Раз кричит, значит, имеет право. С первой попытки не удалось. Ноги не слушались. И острая головная боль прямо пронзила мозг. Чёрт! Чёрт! ЧЁРТ!!! Пришлось приземлиться на кровать. Та заскрежетала пружинами. Где набрали всю эту рухлядь? Что вообще происходит? Кто эта женщина? Кто этот крикливый и вонючий ребёнок? До Петра из той комнаты докатила волна амбре. Хотелось вскочить и ломануться на свежий воздух. Пришлось встать. На этот раз чуть лучше. Вдоль стенки, опираясь на неё одной рукой, он добрался до двери и выглянул из неё. Свет горел в другой комнате в конце довольно длинного и узкого коридора. С противоположной стороны этого лабиринта маячил тёмный дверной проём. Кухня, наверное, там? Всё ещё качало. Пришлось, по-прежнему опираясь одной рукой о стену, побеленную мелом, добираться чуть ли не приставными шагами. Зачем коридор мелом-то побелили, чтобы обтирать и пачкаться? Дебилы. Чем эмульсионнка не устроили или обои, да известь, наконец?
Он ведь никого из руководителей не знал. Романова только, да может ещё директора БАЗа Кабанова визуально помнил, даже не знает как того же Кабанова зовут. А так люди будут заходить, здороваться, и может быть называть друг друга по имени отчеству, ну, в крайнем случае, только по имени. Уже хлеб.
– Это не весёлые притчи. Давайте я вам лучше ещё анекдот расскажу.