И тут ему вдарили по больной голове. Нет, не фермой. Календарём, именуемым в простонародье численником. Он висел на стене прямо над печкой. Первый лист с названием и номером года был перевёрнут и несколько листков уже оборвано. Но и того, что было видно, хватило. Вторник 3 января 1967 года. Шестьдесят седьмого года! Бред.
– Вон ведь, совсем не далеко, лыжная база. Если бросить воздушный кабель, то можно поставить титан и продавать горячий чай, а если ещё и соорудить, что-то типа водяной бани, то можно и пирожки горячие продавать. Уверен отбою не будет от покупателей. Вон, народу-то сколько. И все с детьми. Девочки, вы бы хотели сейчас съесть ватрушку со стаканом чая горячего?
Тарелки были словно специально изготовлены для спагетти – приличного диаметра и неглубокие. Разложил, свернув тремя гнёздами, макароны, в центр каждого гнезда залил ложкой получившуюся из пасты и фарша бурду, присыпал тёртым сыром. И последние крупинки зелёного лука. Ну, не итальянский ресторан. Но ведь и не макароны по-флотски. Дамы взялись за вилки. С длинными макаронами, несмотря на свои учёные звания, химички обходиться не умели. Пётр взял ложку и показал, как наматывать с помощью неё белых червячков на вику. Впечатлило.
– Дак сто раз писали, слаб человек и всегда думает, что беда лично его обойдёт стороной, – махнул хирург рукой.
– Всё ничего не забыли? Тогда, до свидания. Сегодня снова сумасшедший день предстоит. Нет, вы тут не при чём, – махнула рукой на раскрывшего рот от удивления Петра. – Тут опять делегацию к Сопоту утверждать надо. До августа ещё чёрте сколько, а Политбюро уже волнуется. Нужно побеждать. Стоять! Отменю-ка я это всё, сначала к вам съезжу. Послушаю. Готовы победить на Международный фестиваль песни. Ага, глаза заблестели. Вот 23 и решу. Там с Анной Герман придётся соперничать. Всё, ещё раз до свидания.
– Расскажите потом? – встрепенулась светлая девушка, – Нужно ведь и деду вас показать, Пётр Миронович.