– Другой одежды у меня нет, – повинился я. – Раздобуду, верну.
Раздалась команда, и из строя выбежало несколько егерей. Они стали ворочать гусар, один, поднатужившись, вырвал застрявшее в черепе француза ружье, затем несколько раз воткнул штык в землю, очищая его от крови. От этой картины меня вновь затрясло.
– Зыков? – обернулся тот к каптенармусу, маячившему за нашими спинами.
– Не менее полка, – сказал охрипшим голосом.
– Солдат тоже наградим, – кивнул Багратион. – Выделю тебе пять крестов – сам решишь, кому вручить. Хотя, нет, шесть. Ему – тоже, – он указал на Кухарева.
– Темнишь! – погрозила она пальцем. – Продолжу. При всем том ты добрый человек. Когда о Груше за ужином заговорил, сказав, что к таким, как она, грязь не пристает, я глаз с тебя не спускала. Уверилась, что и в самом деле так думаешь. А когда добавил, что будь ты князем и при состоянии, то непременно б посватался… Грушу после этих слов не узнать, сердцем ожила. Как ты ей в стихах высказался? «И для него воскресло вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь»?