– Ничего не понимаю, – лейтенант уткнулся в документы, – напутали они что ли? – он перевел на меня задумчивый взгляд. – Или вы померились с Зудилиной?
– Здраствуйте, Виктор Павлович, – перебили его на том конце провод, а от гневного тона не осталось и следа. – А Роман Александрович только что на работу уехал. ЧП у него, – в голосе собеседницы прорезались недовольные нотки, – то ли на прокурора, то ли на следователя напали. Как выходные, так у него обязательно что-нибудь случается! – в раздражении закончила жена Храмцова.
– Слушай, а что у тебя с Лебедевой? – как-то заговорщицки задал он вопрос, понизив голос и покрутив перед этим головой по сторонам,
– Ты, Чапыра, никакой не комсомолец, – между тем продолжал Юров, видимо, не заметив потерю мною к нему интереса или просто уже не мог остановиться, что называется, прорвало. – Ты асоциальный тип! Ты идешь к цели напролом, достигаешь ее угрозами, обманом и шантажом. Ты не советский человек! Я сделал все, чтобы очистить город от твоего присутствия! – желваки на лице Юрова вновь ходили, глаза горели фанатичным блеском.
– Так ведь и я в тебе разочарован, Федя, – не остался я в долгу, – думал, ты настоящий комсомолец – порядочный и честный, готовый протянуть товарищу руку помощи в трудную минуту. А по факту ты, Федя, подлец и карьерист, ради самоутверждения портящий жизнь студентам.
– А вторая из девушек комсорг, – бросила реплику Любовь Михайловна, и, посмотрев на Юрова, усмехнулась.