— Что ж, — ответил Кутузов на прекрасном французском. — Я сочувствую горю вашего императора, потерявшего зятя. Как христианин не могу не откликнуться на призыв к милосердию, поэтому согласен на перемирие. Сообщите об этом Бонапарту.
Можно, конечно, потерпеть, если будет результат. Скажем, посоветовать царю не гнать армию вслед отступающему Наполеону в попытке навязать ему сражение. Ведь толку от этого — ноль. Во-первых, французы сами передохнут, во-вторых, потеряем десятки тысяч солдат обмороженными и истощенными. Генералы Голод и Мороз не разбирают, кто прав и виноват — ко всем одинаково безжалостны. Ладно, допустим, извернулся и сказал. Царь станет слушать? Ага, счас! Он и более близким людям не внимает, а тут какой-то лекаришка по мозолям. Еще можно посоветовать отказаться от Заграничного похода. В моем времени Россия от этого ничего не выиграла, а вот потери понесла громадные — как финансовые, так и людские. Да еще офицеры набрались в парижах революционной заразы и замутили через 12 лет Декабрьский переворот. Но не все знают, что царь Заграничного похода не хотел. Трижды предлагал Наполеону мир. Однако Буонапартий закусил удила и посылал Александра лесом. Дескать, все или ничего. Вот и допрыгался до Ватерлоо, а затем — и острова Святой Елены, где его со временем траванули мышьяком, как крысу. Как ни крути, но смысла в пребывании при дворе никакого.
— Перед вами русский офицер! — закричал я, распахивая на груди шинель. — Ордена видите? За Бородино жалованы. Рубите по ним!
— Это он! — воскликнула Груша. — Платон Сергеевич — единственный офицер в нашей армии из лекарей. К тому же подпоручик и егерь. Что с ним?
— После этого случая он уехал вместе с Виллие в Петербург по именному повелению. Зачем, мой приятель не знает, но сражение еще шло. А вот дальше забавно, — лекарь улыбнулся. — Этот поспешный отъезд уберег подпоручика от больших неприятностей. Очнувшийся Багратион крепко ругал его и даже пообещал при встрече оторвать голову.