— Как себя чувствуете, ваше сиятельство? — спросил подпоручик.
Я снял его ладони с живота, ножницами взрезал мундир и рубашку. Из раны на животе толчком выплеснулась темная кровь. Штыком ударили ближе к боку, судя по проекции, задета селезенка. Кровотечение не сильное, но постоянное. Я достал из сумки салфетку с вложенной в нее корпией, положил ее на рану, затем, приподымая полковника с помощью подбежавшего лекарского помощника, наложил бинт и закрепил его булавкой.
— Ушли, — шепнул Фигнер. — Офицеры, могли узнать вас. Идем!
— Его, — подтвердила графиня. — Пишет мне о столичных новостях, вспоминает знакомых, в частности, тех, кто потерял родных под Бородино. Большой список вышел, — она вздохнула. — Но вместе с тем рассказала о герое этого сражения, объявившегося в Петербурге живым и здоровым, и представленного в свете. Это некий подпоручик Руцкий, — она глянула на дочь.
С той поры, ночами в ворота дома Болхова стали заезжать повозки. При свете фонарей угрюмые, дюжие мужики разгружали с них какие-то тюки, или же, наоборот, загружали. Разумеется, это не укрылось от дворни, но ее стали лучше кормить и даже наделять карманными деньгами (это Игнат постарался), так что все молчали. Серж регулярно получал свои двести рублей, которые благополучно спускал в карты.
— Вот что, братцы! — сказал я громко. — Полковник Буксгевден поручил нам оборонять флешь — более некому. Будем стоять насмерть. Понятно?