До аванпостов я не добрался — на рассвете нарвался на казачий разъезд. С десяток всадников выскочил на дорогу передо мной из перелеска и мигом окружил. Взгляды гарцующих на лошадках казаков не сулили мне доброго. Ах, да, французская шинель.
— Правый фланг нашей армии прикрывает Колоча. Чтобы обойти его, необходимо форсировать реку. Сделать это можно, но рискованно. Войска в такой момент уязвимы. Бонапарт на это не пойдет, хотя может изобразить атаку, для наглядности, скажем, захватив Бородино. Но это будет ложный маневр. Основные силы бросит сюда, — указываю на укрепления перед Семеновской. — Цель — обойти нашу армию, нанести ей фланговый удар, разгромить и отрезать путь к Москве.
— Нет, Михаил Андреевич, — покачал головой Кутузов. — Бонапарт еще не пускал в дело свою гвардию, а она у него сильна. Но он просит перемирия, а это о чем говорит? — он обвел взглядом свиту. Генералы смотрели на него с недоумением. — Мы победили, господа! Заставили француза просить пардону. Виктория, господа! Не попустила антихристу матушка Богородица! Смилостивилась над рабами своими! — Кутузов перекрестился и всхлипнул.
Орясина, выронив ружье, схватился за живот. Хватайся не хватайся, а свинец не переваришь. «Шкатулку» на землю, вторую — в руки… Главарь наконец вытащил из-за спины ружье, но поздно, поздно…
Вздохнув, начальник лазарета вернулся за стол и придвинул к себе стопку бумаг. Предстоящее прибытие большой партии раненых требовало хлопот.