От умозатмевающей ненависти в ушах шумела кровь.
Иван встал и первым протянул исковерканную ладонь. Степняк не спеша поднялся, вытер пыльную ладонь о грязную душегрейку и осторожно пожал Ивану руку.
Лучина догорела, и ночь сгустилась над сидящими за столом мужчинами. Расходиться не хотелось. Хотелось сидеть и неторопливо беседовать.
— Не пойму я что-то, Иван Андреевич. Лаг показывает пятнадцать кэмэ, а идём мы явно быстрее.
— Папа, а ну пойдём купаться! Бери Ванечку и вперёд!
— Алмаатинцы? — Иван удивлённо вскинулся.