Повезло. Багратион – молодец, подумал о безопасности тыла. Кивнув, я подобрал свой пистолет и вернул его на законные места. Ильин с любопытством смотрел, как я прячу его в кобуру под полой.
– Значит, вырубят нас в лесу. Сколько-то поляков убьем, возможно, даже половину. Остальные разозлятся и вырежут всех в имении.
– Французы может и не тронули бы, но это поляки. Я их в Испании видел. Французы там лили кровь без разбора, но даже среди них поляки отличались. Резали всех, включая женщин и детей.
– Вюртембергцы, – сказал, усмехнувшись. – Старые знакомые. Уж мы их душили, душили… Не хотите глянуть, ваше высокоблагородие? – он протянул подзорную трубу Берникову.
– Дочка говорила, – кивнула она. – Потому и разрешила оставить. Все, что с кровью взято, непременно нужно в церковь отнести, грех убийства отмолить, иначе Бог накажет. А теперь слушай меня, Платон! Я за тобой наблюдала и вот, что скажу: ты не тот, за кого себя выдаешь.
Офицер отконвоировал меня к уже знакомому особняку, но завел не в кабинет, а в большой зал, посреди которого стоял накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный блюдами и бутылками. Вокруг сидели люди с эполетами и орденами на груди. От их блеска у меня зарябило в глазах. Все ясно: Багратион устроил обед для своих генералов и, угостив боевых товарищей, решил побаловать их музычкой.