Смех снова превратился в неясный фоновый шум, а люди — в размытые серые тени. Иван ещё шире растянул 'в улыбке' рот и отрубился.
Белые женщины, жившие в посёлке, умоляли пощадить их детей. Временами они перескакивали на ломаный английский, который Анжела, стараниями Фарика, неплохо освоила, и умоляли, умоляли. Наверху громко пролаяли на неизвестном языке, следом сразу раздались жуткие хрипы и нечеловеческий, переходящий в ультразвук вой матерей.
Сквозь гул в голове в уши пробилось чириканье Наденьки.
Сухой белый песок вёдрами вытаскивали наверх, а внизу… тут, внизу, на белоснежной глади чистейшего песка, вырисовывался чёрный силуэт лодки.
— За заботу спасибо. Что переживал за нас — ценю. За то, что ночь не спал, разыскивая нас — прости, — Иван поднялся и, как и в их первую встречу, навис над бригадиром. — Ты, Серый, вон — молодёжь воспитывай. Я своим умом проживу. Ясно?
Лодка спокойно лежала на берегу, рядом стояли два шалаша и большой навес. В подзорную трубу Иван насчитал шесть человек, хотя их могло быть и больше.