Ваня подождал, пока зелёные мухи перестанут кружить перед глазами, отдышался и медленно обернулся к местной 'интеллигенции'.
— Нет. Вряд ли. Думаю тут было такое страшное землетрясение что… то-то я смотрю — мы ни одного целого дома не нашли. Только каменные развалины.
— Существует три… четыре общины. Наша — здесь. Одесса. Дальше на восток — Спиридонов со своей сектой. В Крыму большая община и вот тут, на юге тоже люди живут. Они там…
Тварь почти по-человечьи закричала, а потом умерла. А потом Иван заорал что-то невнятное и сам понёсся вперёд, рубя направо-налево.
— Что делать… что скажешь, Иван Андреевич. Другого выхода у меня УЖЕ нет. Ты… ВЫ мне дали шанс — я его не использовал. Что скажете — то и буду делать.
И коммунизм, и, тем более, феодализм, его не устраивали. Ваня искренне считал, что люди, НОРМАЛЬНЫЕ люди, должны быть свободными и независимыми. Должны сами решать свои проблемы и сами заботиться о себе. Самостоятельно.