Надя, обняв дочь, тихо плакала, отвернувшись от мужа.
Никаких молитв Ваня не знал. И молиться не умел. Даже как перекреститься — не знал. Впервые в жизни почувствовав себя беспомощным, Маляренко захотел прислониться к чьему-нибудь плечу. Укрыться от невзгод и бед. И попросить Его о прощении. За все годы неверия. За гордыню и за злые слова.
— Игорёха, помоги. Франц — ты с нами. Герд! Ау! Герд! Показывай…
Шабельский нырнул в открытую дверь рыбкой.
Мелкая дрожь криво установленного двигателя вдруг стала гораздо тише. Лёгкий шум винта за кормой стих и сразу же стало гораздо лучше слышно, как у невысоких прибрежных скал грозно шумит прибой.
— Да, Светик, — Маляренко ласково улыбнулся, — с удовольствием.