— Смотри, Антон… Ох, смотри!.. О дяде Саше я не говорю, он здесь давно, не нам его переучивать.
Молодой парень. Двадцать лет только в январе исполнилось. Родом из Лиона, отец был торговцем шелком, в девяносто третьем, при Робеспьере, попал на гильотину (хрен знает за что — я не уточнял: чувствовалось, что парню это как нож острый — но, учитывая, что был в то время небезызвестный Лионский мятеж, особо доискиваться смысла не имелось), а сын оказался в Париже и мыкался тут, примерно как я, без гроша в кармане и точно так же никому не нужный. Явно похлебал лиха. При том что я все-таки хоть какие-то заслуги перед Республикой имею и с детства меня никто не баловал, а он — вообще никто. Сын врага народа. Да к тому же мальчик совершенно домашний. К уличной жизни плохо приспособленный. Зато, по словам Лаланда, — математический гений. В тринадцать лет написал несколько работ по высшей математике, которые приняла Лионская академия. Причем математику изучил самостоятельно — в школу вообще никогда не ходил. Да и не только математику… Сейчас подрабатывает репетитором как раз в той самой Школе госработ, куда меня намылил Шарль — тоже нехилая рекомендация, если подумать.
Сергеич постучал, дождался приглашения и вошел. Мы остались за порогом, не так уж и велик кабинетик, чтобы создавать там толпу. Разговор оказался короток, озадачив и так полностью загруженного до состояния полного изумления иезуита.
— Ну, так сразу-то и по имени… Чай не у себя дома мы, тута и свои хозяева есть. Опять же — в чужой монастырь, да со своим уставом…
Появляется офицер в форме подозрительно знакомого цвета. Он зевает, требует вина и донесений. Бегают вестовые и докладывают о том, что солнце взошло, ветер дует, индейцы не бунтуют и даже дикие свиньи не ходят на огороды от страха перед грозной инфантерией испанского короля. Появляется краснокожий с перьями на голове и начинает жестикулировать. Комментатор «переводит» — дескать, приплыли англичане, высаживаются на берег. Жесты разведчика почему-то смешат зрителей, а когда он показывает себе на гульфик и это переводят как «несметное множество», публика валится от хохота.