Дёргаю, да составить пытаюся. Не выходит, и у меня ажно слёзы от глаз. Да не от боли, а от досады почему-то. Досадно мне так вот умирать!
В одном из соседних переулков нашёл сырую деревяху, да и насыпал марганца. Как там отец показывал, из прошлой жизни который? Углубление теперь в кучке марганца, и в ето углубление глицерина… Вязкая маслянистая жидкость пролилась на положенное место и… ничево. А потом ка-ак вжж-жух! И насквозь! Даже выронить деревяху не успел.
Закутанные в простыни, мы долго сидели потом, отпиваясь вкуснейшими квасами, напузырившись до самого горлышка.
Постояли в очереди со всеми. Чуть не единственное время в году, когда господа не чинятся, все за ровню идут. Вона, даже гимназисты в фирменных шинелках не пытаются вперёд пройти. А уж они задаваки известные, любят носы вверх задирать!
— Егоор! — На меня налетел заплаканный полуодетый Санька, — Дядька Иван, ну что ж вы…
— А ну не замай! — Стряхивая рукавицы в снег, преграждаю путь вражины к дружку, — Что куражишься-то, ирод?