Полежав немного, спрыгнул с нар и покрутил руками-ногами, вроде как размялся. Соседи мои вяло ругаются — выясняют, кому там в очередь идти за опохмелом. Не обращая внимания, умылся над ведром, потом оглядел их, и такая жалость взяла! Болеют же люди! Сидят квёлые и вялые — ровно кутята, когда их от глистов протравили.
На кладбище Иван Карпыч долго долбил мёрзлую землю, и разрыв могилу матери, сызнова сел курить, не вылезая. Стоя на подгнивших досках, он задевал иногда плечом края ямы, и комья земли ссыпались вниз.
Виноватить их не могу, хоть какое-то утешение. Иначе только и остаётся, што в петлю.
— Заговорился я с вами! — Засмеялся он и встал во весь рост, — Ну что, молодые люди, в парную?
Дмитрий Палыч за супружницей не выскочил, и визг её скоро стал таким… победительным.
— Я, — Говорю, — за тобой всё повторю. Лучше ли, хуже ли, за то сказать не могу, пусть купцы рассудят.