Ещё раз покосившись на дверцу хлева, решительно перемахиваю через забор.
Верстах в пяти от дач, думаю. Так, чтобы самому ноги не шибко бить, если понадобиться туда дойти. А дачники, оне ж из господ! Не приучены ногами ходить, всё больше на извощиках ездют. Так, в леске вокруг да около побродят, да воздуха за-ради моциона нанюхаются. Чудные!
— Лишние, видать, деньги-то, — Подала голос Анисья, — дурные! Оно бы наведаться в Москву, да и по-родственному…
Познаний у бывшево офицера немного. Три класса прогимназии, откуда был выгнан за леность, дурость и ненадлежащее поведение.
— Дерзкий ты стал, — Тётка замолчала, снова поджав губы, — Попервой на болесть и беспамятство списывали, ан нет. Поганый у тебя характер стал, дерзкий! И не исправляешься. Сейчас тебя терпят по малолетству, а постарше станешь, так мужики насмерть забьют. Что-нито сказанёшь по своему дурному обычаю, да глазами зыркнешь… во-во, как сейчас!
— Пошевеливайся! — Подстегнула она меня словесами, рассевшись тяжко на лавке. Хорошо хоть, рассупонилось, скинула одёжку верхнюю.