– Вы можете сказать, когда эти проблемы будут устранены?
– Ростичек, миленький, я не виновата. Он меня задушить хотел! Это его закопать надо!
– Это большая честь для меня! – Восторженно воскликнула девица, не особо скрывая иронию и, как показалось Мехлису, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Четко развернулась и, печатая шаг, вышла из комнаты. Сидевшие в комнате командиры с трудом удерживали каменные мины на лицах. Выскочив из комнаты, Мехлис, успокоившись, вдруг остановился как громом пораженный и зло рассмеялся. «Она меня провоцирует! Всю дорогу она меня провоцирует на необдуманную реакцию, ведь формально к ней не придерешься. Работает чуть ли не сутки напролет. Даже когда к ней приходят в номер в шахматы поиграть, продолжает что-то писать в свои тетрадки, которых у нее полчемодана. К поведению тоже не придерешься. И я, как последний дурак, чуть не попал в ловушку. Видно, Сталину на меня нажаловались, и он решил проверить, насколько объективно я действую. Нет, голубушка, твой номер не пройдет. Но когда мы вернемся, тогда посмотрим, кто будет смеяться последним».
Взбешенный Ростик, запрыгнув на подножку третьего от нее вагона и вцепившись в ручки закрытых на амбарный замок дверей, мог только мечтать, как он даст по роже этой шмаре, из-за которой у него столько неприятностей.
– Ничего, деточка, это у тебя амнезия от удара. Не напрягайся, должно само восстановиться. Я сейчас позвоню следователю и все ему расскажу.
– Вам достаточно было произнести эту фразу в самом начале, товарищ Стрельцова. Всего остального можно было не говорить. Учитесь краткости, вам это очень пригодится, вы человек военный, лейтенант НКВД – это высокое звание. – У вождя было задумчивое выражение лица. – Подождите в приемной, товарищ Стрельцова, вас позовут.