— Клево, — сказал мой беспечный тощий мальчик, в жизни у которого не было проблем горше сломанной игровой приставки; его эта новость ничуть не испугала — может быть, он подумал о том, что каникулы продлятся еще на какое-то время, а может быть, он не подумал вообще ничего, а просто сонно улыбнулся мне и, подхватив пачку апельсинового сока и печенье, шаркая ногами, отправился назад в свою комнату.
— Что тебе нужно, чтобы зашить рану? — спросил наконец Сережа.
Мы посмотрели в сторону окна — возле балконной двери, ведущей на веранду, на фоне ночного неба отчетливо темнела человеческая фигура.
— Наверное, надо его спать уложить? — неуверенно сказала я. Ира вдруг громко, отчетливо хихикнула.
— Мишка, стреляй! — А улыбчивый все продолжал наступать в Мишкину сторону, протягивая к нему руки, и тогда Мишка зажмурился, задрал ствол повыше и пальнул куда-то вверх — на конце тяжелого ствола сверкнула короткая яркая вспышка, и с высоты нам на головы посыпался снег и какая-то древесная труха. Выстрел был оглушительно громкий, и у меня немедленно заложило уши, больше всего мне хотелось закрыть глаза и не смотреть, опустить лицо в снег, но вместо этого я подняла голову — улыбчивый больше не двигался, он поднял руки и стоял теперь, загораживая мне обзор.
— Да пес же, — сказала я, пытаясь обернуться и посмотреть, не идет ли он за нами, но Сережа торопливо захлопнул дверь, отделяющую нас от холода.