Через десять минут, выкурив подряд две сигареты из пачки, которую папа нехотя, с таким же неприветливым видом, как и у нашего нового знакомца, протянул ему, и деловито засунув еще одну из этих сигарет себе за ухо, сумрачный Коля поведал нам о том, что «если кто замерз, пускай в машине посидит — Пал Сергеич как дорвался до пациента, его уже никак не остановить, залечит по самое тово…», со знанием дела прогулялся вдоль наших припаркованных у обочины машин, попинал колеса, а возле Лендкрузера произнес «это ж сколько она жрет у вас, вокруг заправки только и кататься» и бросил нежный, ласкающий взгляд на стоящую с противоположной стороны «буханку». Мне казалось, что ему не терпится, чтобы мы его расспросили, но стоило мне задать ему первый вопрос, как он тут же снова поскучнел, насупился и пробурчал что-то вроде «вот Пал Сергеич закончит, его и спрашивайте, я что — я баранку крутить».
Огня уже не было — даже большой дом не может гореть весь день, а этот был не так уж и велик, если судить по его нетронутым соседям, похожим друг на друга как две капли воды — маленький опрятный коттеджный поселок, его начали строить, когда мы уже переехали за город, и, проезжая мимо, я всякий раз удивлялась скорости, с которой на огороженной забором площадке появляются вначале аккуратные коробочки с пустыми, неостекленными окнами, затем одинаковые коричневые крыши, невысокие светлые оградки, а еще через год высокий забор вокруг стройки был убран и с дороги стала видна сказочная пряничная деревенька — сейчас она по-прежнему выглядела сказочной, расчищенные от снега дорожки, опоясанные шоколадно-коричневыми деревянными брусьями светлые стены, кирпичные дымоходы, только вместо ближайшего к дороге дома было теперь масляно-черное неровное пятно с торчащими вверх обуглившимися фрагментами конструкций. Сквозь густое облако белого пара, какой бывает над открытыми зимними бассейнами, было едва видно, что передняя стена дома обвалилась, обнажив его закопченные внутренности, а с перекрытий неопрятными жирными гроздьями свисали то ли остатки штор и ковров, то ли какие-то провода; там, где раньше была крыша, редко торчали куски деревянных стропил. Вкусно пахло костром.
— Анька! — повторил Сережа, голос у него был сердитый. — Да что с тобой такое?
— Немало, — ответил он, голос у него был напряженный, — правда, она дизельная. — Он стоял уже совсем рядом с открытым багажником, ему оставалось только протянуть руку, он повернул голову и сделал легкое, почти незаметное движение вперед, а улыбчивый проследил за его взглядом и тут же увидел ружье — и приклад, и свисающий ремень. Он быстро вынул руки из карманов, одной рукой взял Леню за плечо и легонько повернул к себе, а второй быстро, сильно ткнул его в бок — Леня охнул, колени у него вдруг подогнулись, и, ухватившись рукой за стойку багажника, он тяжело осел на снег. Наташа закричала. Улыбчивый уже отошел на два шага, в правой руке у него блеснуло металлом — обернувшись, я увидела, что два его молчаливых спутника крепко держат Сережу, заведя ему руки за спину, третий замер возле Наташи, зажимая ей рот рукой, а позади них, шагах в двадцати, по просеке, которая еле просматривалась из-за сгущающихся сумерек, бежит еще кто-то — папа или Андрей, разглядеть уже было нельзя.
— Донес, — ответила я, — там была целая бутылка…