— Из какого полка вы дезертировали? — встретил ротмистр Швейка.
— Он был такой… осторожный! — рыдала хозяйка. — Он сам это всегда о себе говорил…
Он был занят собственными размышлениями и ворчал себе под нос, что железнодорожная ветка должна была бы идти из Тршебони в Пельгржимов, а потом обратно.
Каждое утро поручик убеждал себя: «Сегодня он не появится. Наверно, опять чего-нибудь натворил, его ещё там подержат».
Швейк выдохнул на него весь запас своих лёгких. Словно горячий ветер пронёс по полю запах винокуренного завода.
И если в случае со Швейком три противоположных научных лагеря пришли к полному соглашению, то это следует объяснить единственно тем огромным впечатлением, которое произвёл Швейк на всю комиссию, когда, войдя в зал, где должно было происходить исследование его психического состояния, и заметив на стене портрет австрийского императора, громко воскликнул: «Господа, да здравствует государь император Франц-Иосиф Первый!»