— Я человек скромный и буду благодарен за всё, что вы для меня сделаете.
— Осмелюсь доложить, — вежливо ответил Швейк, — здесь просто какое-то недоразумение. Когда мне передали ваше приказание раздобыть или купить чего-нибудь повкуснее, я стал обдумывать, что бы такое достать. За вокзалом не было ничего, кроме конской колбасы и сушёной ослятины. Я, осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, всё как следует взвесил. На фронте надо иметь что-нибудь очень питательное, — тогда легче переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам горизонтальную радость.{188} Задумал я, господин обер-лейтенант, сварить вам куриный суп.
С этой минуты Швейк тщетно старался завязать разговор с ефрейтором и по-дружески объяснить ему, отчего говорится, что ефрейтор — это наказание роты.
Генерал в знак согласия кивал головой и заметил, что положение значительно улучшилось, в начале войны было гораздо хуже. Ничего не даётся сразу, необходимы опыт, практика. Теория, собственно говоря, тормозит практику. Чем дольше продлится война, тем больше будет порядка.
Однажды, когда она ушла прогуляться, поручик Лукаш держал со Швейком военный совет, как бы от неё избавиться.
Наконец наступил момент, когда всех распихали по вагонам из расчёта сорок два человека или восемь лошадей. Лошади, разумеется, ехали с бо́льшими удобствами, так как могли спать стоя. Впрочем, это не имело ровно никакого значения: воинский поезд вёз новую партию людей в Галицию на убой.