При этом фельдкурат громко хохотал, очень довольный, что надул Швейка и извозчика.
Повар-оккультист начал спорить с телефонистом Ходоунским о том, является ли это вопиющим нарушением тайны исповеди и стоило ли вообще поднимать об этом разговор, раз бриллианты были фальшивые. Под конец он доказал Ходоунскому, что это была карма, то есть предопределение судьбы в неведомом далёком прошлом, когда несчастный церковный сторож из Словакии был ещё, может быть, головоногим на какой-то иной планете. Равным образом уже давно, когда этот патер из Клокот был ещё ехидной или каким другим сумчатым, ныне уже вымершим млекопитающим, — судьба предопределила, что он нарушит тайну исповеди, хотя с юридической точки зрения, по каноническому праву, отпущение грехов даётся даже в случае покушения на монастырское имущество.
— Об этом я не спрашивал. Сам давно наизусть знаю.
— Что вы намеревались делать в Девяносто первом полку?
И он был прав. На Лупковском перевале Балоун получил две порции гуляша. Кроме того, поручик Лукаш, которому Балоун принёс из офицерской кухни нетронутый обед, на радостях оставил ему добрую половину. Балоун был счастлив вполне. Он болтал ногами, свесив их из вагона. От военной службы на него вдруг повеяло чем-то тёплым и родным.