– А как же администрация Гегемонии? – спохватился Персов.
Архивариус ответил. Действительно прошло восемь часов. Я потер лицо – оно было липким от пота.
Солу было знакомо это место. Он знал, что впереди окажется алтарь, а на нем – лежащая без сознания Рахиль – такая, какой она была в двадцать шесть лет. Потом он услышит Требующий Голос.
– Этого никто не знает, – отвечает Хент. – Миграционный контроль пытается сейчас выследить епископа и его присных.
Я прошел на Невермор. Здесь улицы были сухие, лишь иногда асфальт окатывало ливнем брызг от какой-нибудь взбалмошной волны – тридцатью метрами ниже плескался и бился о гранитные опоры Конкурса океан. Небо, как и положено для Невермора, было гнетущего цвета: коричневато-желтое с серыми переливами – зловещие сумерки посреди дня. Витрины маленьких магазинчиков пестрели огнями и товарами. Правда, на улицах не было обычного оживления; люди либо толпились в лавках, либо сидели на каменных парапетах и скамейках, сосредоточившись и прикрыв глаза, – они слушали.
Возникла пауза. И тут Ламия извлекла из сумки объемистый сверток.