Я гляжу на Щекна. Щекн яростно отряхивается, чешется всеми четырьмя лапами сразу, вылизывает спину, плюется, изрыгает проклятия и снова принимается отряхиваться, чесаться и вылизываться.
— Голованы… — проговорил он с горечью. — Возможно, возможно. Но, видите ли, я и сам знаю, что он талантлив. Только моей-то заслуги никакой в этом нет…
— Зачем тебе понадобилось утром заходить в музей?
— А друзей у него, значит, было не много?
— В каком смысле? — спросил журналист Каммерер озадаченно и с некоторой даже тревогой.
— Здесь? — живо спросила она, снова придвинувшись к экрану. — Когда?