— Ты не посмеешь! — не поверил Винсент. Он и так был красный как вареный рак, а после моих слов вообще превратился в помидор, до того его возмутило мое заявление. — Я благородный человек, и никому не позволено поступать со мной как со смердом! Попробуй только — и тебя самого повесят! — И тут же сказал: — Я требую поступить по благородным правилам и предлагаю за себя выкуп!
— Таково мое слово, — твердо сказал я. — Я не бог, и не мне судить, сколь велика вина этих людей. Потому пусть боги решают, кто достоин милости, а кто нет. Развязать их — и за борт!
— Что, нагоняют? — сразу все понял Стоун.
Так и вышло — первый же удар и первое ранение врага. Поднявшийся квонг блистал серебристой проплешиной на антрацитово-черной шкуре, и темнеть металл не желал. Только это не заставило их отступить — они с еще большей яростью набросились на моего воина. Когти, клыки — все шло в ход. Быстро окрепшие когти стали лучше справляться с неподатливым металлом, да и первый напор, направленный на то, чтобы смести преградившего путь противника, сменился шквалом разрушительных ударов, призванных уничтожить возникшее препятствие.
— Еще хочу набрать на всякий случай кое-какой провизии, — ответил я, набивая свой мешок.
— Значит, ты беспокоился обо мне? — чему-то обрадовалась Ребекка.