Мэтр Буковец, как и положено истинному педагогу, не обманул ожиданий своих учеников. Нотация, прочитанная им, была решительно достойна лучших слушателей, чем похмельный вампир и нервничающая адептка. Впрочем, даже на нас она произвела должное впечатление: к концу полуторачасовой проповеди я почти прониклась осознанием всей глубины своего морального падения, а Хельги практически проковырял носком сапога аккуратную дырочку в ореховом паркете директорского кабинета. Совесть, топорща острые когти, грозилась процарапать в моей душе точно такую же дырку. Еще бы. Одного взгляда на магистра Буковца — бледного, несчастного, с умным и печальным взглядом, точно у несправедливо наказанного спаниеля — хватило бы, чтобы чуть менее подготовленный морально адепт пал на колени и, взывая к памяти предков, поклялся бы, что нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах не повторит столь глубоко расстроившего любимого наставника поступка.