Когда у них с Олечкой внезапно развился бурный роман, Зинаида Михайловна протестовать не стала. Хотя медсестры и нянечки ей рассказывали – и о стонах, доносящихся из палаты Михаила, и о том, что заставали парочку где-нибудь в подсобке, рядом со швабрами и ведрами. И при этом девушка лихорадочно одергивала платье.
– Ну, что-то подобное я и подозревал, – ухмыльнулся я, – просто проверял тебя!
– О господи! – сказал Михаил, прекратив декламировать стихи. – Я в последний раз читал это в школе, да и то не запомнил! Что вы сделали?! Это ведь вы сделали, так?!
– Хвост! Зеленый хвост! Он не успел его спрятать! Проклятый ящер! Похоже, он готов к кладке яиц! Сегодня он отложит свои яйца в какую-нибудь жертву! И через некоторое время из нее вылупятся личинки ящеров!
Зеркало на стене было огромным, в человеческий рост. Что тоже было совсем не типично. Дорого!
Бабки все дружно и так же нарочито сладко поздоровались, а мы пошли дальше, пронзаемые взглядами вредных старушенций.