Вот только забыла старую притчу о желтой обезьяне. Это когда Ходжа Насреддин лечил одного жадного ростовщика и велел во время лечения его многочисленной и не менее жадной родне не думать о желтой, противной обезьяне, о ее красной заднице, об ее ужимках и прыжках, о тонком, противном хвосте, которым она цепляется за ветки и скачет по ним, как демон! Не думать о ней, иначе лечение не получится!
– То есть я сладкая мумия, древность с медом в голове? – мрачно уточнила Зинаида, и Михаил с опаской покосился на кружку в ее руке.
Очень хорошо, что догадалась выписать мне отпуск за свой счет. Мол, поехал Москву посмотреть, отдохнуть; где находится – не знаю!
– Пацаны! Тут телка пришла, которую я выпер! Ну чё, распишем ее на всех? Чур, я первый!
Люблю я руконогомахание, люблю ножи и стволы. Кровь такая… казацкая. Отец из донских казаков, так что… никак иначе. Он меня учил стрельбе, был главой стрелковой секции. Мне вообще тогда десять лет было, пистолет Марголина в руке дрожал, рука слабая, – но стрелял я отлично. Талант, однако. Куда целюсь, туда и попадаю. Потому и загремел в конце концов в снайперы…
– Год?! – изумился водила. – Точно, спятил. Семидесятый был с утра год! А у тебя какой?