Дождь ослабел. Люди, стоявшие вокруг обелиска, молчали. Это была их собственная традиция: стоять и молчать. Наверное, думал Бреслау, это потому, что доктор ван Фрассен – телепатка. Она не нуждалась в словах. Вот и эти делают вид, будто не нуждаются. Своим молчанием они говорят городу и миру, и всей Ойкумене…
– Да уж объясните, будьте добры. Просветите убогого.
– Тебе надо выйти в кофейню? Тогда оденься.
Техник засуетился. Стоп-кадр в рамке мигнул – и действие стрелой понеслось вспять. У сановников отвисли челюсти. Кто-то всем телом подался вперед, едва не опрокинув стол.
Регина вспомнила шадруванские фонтаны и статуи. Местные развлекаются? Вряд ли. Тут нужен художник, пресыщенный современной цивилизацией. Ларгитасцы постарались? Нашелся среди геологов с биологами скульптор-любитель… Дальше обнаружились торчащие из стены ветки. С розовыми цветами. А вон еще… Больно плодовит наш «авангардист». Тут работы – бригаде дизайнеров на пару месяцев.
В первый миг она не узнала Ника. Исчезла наждачная хрипотца, голос посла сделался мягким, бархатным. Затаенная нежность, скрытая боль. Регина моргнула. За слононогим столиком сидел знакомый ей по снимкам бутуз. Как она его раньше не заметила?! Попал в «слепое пятно»?