– Собственного сына. Я никогда не привыкну. Знаешь, как люди боятся пауков? Крошка-паучок, а тебя трясет от ужаса. Это нелепо, и справиться невозможно. Меня учили, что всему есть объяснение. Разумное и логичное. А мой ребенок – вызов всей логике Ойкумены. Он иррационален, как мой страх перед ним. Артура можно исследовать, но за ним нельзя следовать. Если, конечно, ты не доктор ван Фрассен…
Даже самую безумную гипотезу следует проверить. За завтраком она без спросу сунулась в голову к Лейле, прислуживавшей за столом. И никого не обнаружила. Никого и ничего. Словно Лейла не рождалась на свет. Не удержавшись, Регина коснулась рассудка Матильды Клауберг – та уничтожала рыбные тарталетки с такой яростью, словно казнила орду заклятых врагов. Все в порядке, комиссарша доступна. Можно с легкостью добраться до первых сексуальных опытов женщины, или превратить могучую даму в послушную марионетку; или, войдя «под шелуху», ампутировать любой фрагмент памяти госпожи Клауберг…
Колючая щека оцарапала ее. Ник поднял голову, глядя вверх, туда, где стена кабинета смыкалась с потолком. Через пластик и камень, время и расстояние господин посол разговаривал сейчас не с доктором ван Фрассен – с Ларгитасом, всю мощь которого имел честь представлять на Шадруване.
– Страх, – разъяснила Регина, – мощнейший регулятор. Утратив страх, я могу совершить колоссальную ошибку. Если не совершила ее минуту назад. Надо было мне промолчать насчет карты и флейты…
Мяч нырнул в стену. Мальчик нырнул в стену.
…парк. Фонтан – «дарган» о трех головах – весело бросал в небо струи воды, сверкающие на солнце. Ажурные беседки приглашали отдохнуть в тени. Арочный мостик через ручей. Светлая зелень подстриженных лужаек. Темная – раскидистых чинар. Дорожки, покрытые гравием…