– Да потому! – хихикнула Зинаида и тут же спросила: – А что такое «отмороженные»?
– Дебилы! – выругался я, бросая газету на стол. – Настоящие дебилы! Ну что творят, а?!
Через десять дней после того, как я оказался в психушке, ко мне в палату (а я так и жил в ней один) пришла Зинаида Михайловна. Войдя, она поздоровалась, осмотрела меня сверху донизу, а я сидел за столом с авторучкой в руке, потом повернулась к двери, вынула из кармана связку ключей и, не торопясь, заперла замок.
– А на «Москвиче»! Пусть начальник из-под жопы вытаскивает «москвичонка» и дает в дежурку! А если «луноход» накроется – что будете делать? На мне кататься? Так вы уже катаетесь! Ножки свесили! Как ни попрошу кого в помощь на ремонт, так вы мне писю кажете! Нет, точно рапорт напишу – становлюсь на ремонт! Надоело!
«Потому что мы не можем иначе! Демократия должна восторжествовать во всем мире! Пусть даже прольется немножко крови недемократичных народов. Таково наше бремя! Мы исключительная нация!»
Но Михаил ничего такого не сказал. Он осторожно сел на край кровати, Зинаида подвинулась к стене – кровать была широкой, супружеской, – и тогда Михаил лег рядом, молча, глядя в потолок.