Ну, может быть, как кричала внутри меня трусливая надежда, есть шанс, что за «труд истовый» могут даровать свободу. Ну да… будем надеяться, но не будем рассчитывать на такой исход событий. Черепа в той «клетке» за люком указывают на пожизненное заключение.
Тут я несколько чудаковатого собеседника уел. Он сбился, кашлянул, собираясь с мыслями.
Мужчина. Бородатый. В возрасте – если судить по обильной седине в спутанных бороде и волосах. Среднего роста. Худощавый. Нет большей части зубов. На нем пропитавшийся грязью шерстяной свитер и джинсы. На одежде следы починки. На ногах самодельная обувь из пластиковых бутылок. Никаких видимых следов насильственной смерти. Но лицо застыло в муке и страхе – эти последние эмоции не стерли ни смерть, ни разложение. Я попытался определить национальность покойника, но не преуспел. Вроде европеец.
- Из-за такой мелочи – прохрипел он, кося на меня бешеным от боли взглядом – Из-за такой мелочи… сука! Сука!
- Да. Как не увидеть? Постой… твой глаз еще не открылся?
- Разное болтают. И порой пропадают вещи. Кто-то заявлял, что, случайно проснувшись, видел какую-то тень блуждающую по кресту. Видел, но ничего не мог сделать – странная слабость овладела им. Да и спать он не собирался – но вдруг заснул. Слухи ничем не подтверждены. Но слухи упорные. Оттого и прячем мы свои пожитки по тайникам.