«Кто работает – тот ест! Работает, когда келья в движении!».
А он говорил простые вещи – у тебя сорок лишних килограммов веса. Ты хвалишься своим затерянным в дебрях бункером. Но до бункера еще надо дойти. Не доехать – а дойти. Дорога может быть заблокирована. Машина может сломаться или ее угонят. У тебя есть тридцатикилограммовый рюкзак и ты сам. И пара дней, чтобы преодолеть восемьдесят километров. Часть этого пути – по бездорожью. А за тобой ползет радиация, летят ураганные ветра, и каждый встречный мечтает тебя прикончить ради рюкзака. Дойдешь? Нет. Не дойдешь. Потому что мало накупить крутого снаряжения – надо соответствовать ему. Бегать каждый день, ходить в долгие пешие походы с тяжелой нагрузкой, закалять организм. А не пузо до колен отращивать.
А вот тут кое-что заметно. Во фразе: «Коль уж нельзя не коснуться – делай это реже, заклинаю тебя! Пожалей ЕГО!». Тут явная игра в поддавки. Они входят в мое положение, понимают, что я бесправный узник вынужденный делать то, что должен – ради выживания. И просят лишь иногда не трогать третий рычаг. Не разить молнией ЕГО.
Но в его глазах я видел не праведную ярость ревнителя старых традиций. А жадность и беспомощность.
Хватаюсь за рычаг и тяну, возвращая свет. Комкая у горло одеяло, спешу ко второму рычагу. Горблюсь. Ежусь. Сонное подсознание подкидывает картинку шагающего между колоколами горбатого звонаря Квазимодо из романа Собор Парижской Богоматери.
Ну… это точно не погребальный костюм. Потому что узники покидают камеру по частям, падая в ячейки решетки отхожего места. Узников рубят на куски. И владелец тайника не мог не знать какая участь ждет его мертвое тело.