— Я говорю, Господи, о комнате Гагтунгра.
Румаль Мусаевна ободряюще потрепала его по плечу.
— Нас ждет полковник Добросвет, — сказал Шмыга, когда меня доставили в хорошо известное каждому москвичу здание. — Он все объяснит. Личность это выдающая, так что постарайся ему понравиться. Он будет с нами работать.
— А что такое Бон с практической точки зрения? — спросил Аристотель Федорович. — Мы ведь люди в этом вопросе совершенно темные.
Все дело было в квасе Добросвета. Он постоянно экспериментировал с составом, и эффект был то слабее, то сильнее — но каждый раз мне приходилось осознавать взрывающиеся в моем мозгу смыслы с какой-то загробной необратимостью. Я проваливался в прочерченную ими борозду, чтобы мучительно умереть в ней зерном, которому еще предстояло взойти. Всякий раз это была агония, потому что спрятаться от звучащих в моем черепе голосов во влажной черноте было совершенно некуда — и я становился добычей любого настигавшего меня шепота.
— Так что же делать? — спросил Добросвет.