Палач, полуголый, одетый лишь в красные трико и колпак, одним движением содрал с графа рубаху, обнажив иссеченное бесчисленными ударами хлыста тело. Двое его подручных под завыванье труб герольдов опустили графа на колени, третий сломал над его опущенной головой меч, для удобства заранее подпиленный.
И снова Кай ничего не ответил эльфам. Он снял со спины треугольный щит, мгновенно продел в его ремни левую руку, а правой с режущим свистом выхватил из ножен меч. Как и доспехи болотника, этот меч не был сделан из металла. Неправильной формы клинок, поблескивающий кроваво-красным, был словно выточен из панциря какого-то неведомого чудища.
Разговаривая, они незаметно друг для друга зашагали вперед. Изнывая от любопытства и уже прикидывая, в какой форме эффектнее будет преподнести новости своим товаркам, Изаида засеменила за ними, стараясь не дышать, чтобы поменьше обращать на себя внимание.
– Не начинай опять… – поморщился Константин. – Кстати, почему на пиру не присутствует принцесса Лития?
– Я не боюсь этих собак! – выкрикнул сэр Эрл. – Где мой меч? Значит… все, что ты говорил, правда!
Быстрой и тихой скороговоркой первый министр поведал суть дела. Когда по землям людей разнеслась весть о том, что Ганелон Милостивый позволил себе призвать рыцарей Порога в Дарбион для охраны своей дочери, каждый из соседствующих повелителей, вслух возмутившись (не очень, впрочем, громко), мысленно позавидовал. Действительно: с одной стороны, ослаблять Крепости, стоящие на защите всех людей, ради удовлетворения гордыни – неслыханная наглость, а с другой стороны… почему это Ганелону можно, а другим нельзя?